Александр Поляков - Факел [СИ]

– Идите, – он махнул рукой, – я догоню.

Смирнов рухнул рядом.

– Мог ведь промолчать, Сашка, – простонал он. – Зачем при всех-то?…

Александр пожал плечами и сказал:

– Что раскис, герой? Будешь защищать свои проекты, получишь от оппонентов по-настоящему!

Пашка недобро посмотрел.

– Нарвешься ты еще, Морозов на того, кто тебя вывернет наизнанку – при всех… вспомнишь тогда меня…

– Если впереди, как щит, работа важная будет, отлично сделанная – отобьюсь!

Пашка сник.

Прибежал Лопатин и закричал:

– Скоро спектакль начнется, нас уже с мест гонят!

– Зови всех сюда!

Выпускники вышли из театра недовольные, злые.

– Морозов, что за шутки? Обещал речь со сцены сказать, вот и давай!

– Забыл я, что спектакли-то на большой сцене… надо было на малой – на набережной скажу, пошли к памятнику.

– Я сам залезу, – сказал Морозов, – покажу какая пуговица, чтобы знали потом…

Он быстро забрался по винтовке матроса, ухватился за его руку, подтянулся и провел ладонью по пуговице солдата в шинели нараспашку и так же ловко слез…

– Подходите, ребята за счастьем! – заявил он. – Кому куда – во Францию или в Канаду?

Мальчишки захохотали.

Все трогали ладонь Морозова, а Лопатин даже крепко пожал руку.

Симонова приблизилась, ожидая подвоха, коснулась пальцем ладони, собираясь отдернуть руку, но Морозов оказался проворнее и накрыл ее другой ладонью.

– Ты так ничего не добьешься! – она вырвала руку и покраснела. – Ты мне не нужен!

Парни смотрели на нее сочувственно, девицы – насмешливо.

– Вот и первая любовь! – засмеялся Лопатин. – Быстро ты, Морозов!…

– Если вы сейчас же не прекратите, я уйду совсем! – заявила Симонова с пылающим лицом. – Вы слышите?

Расхохотались все – так это выглядело наивно, по-детски… Алла поняла и тоже улыбнулась.

Срезали и поставили в вазы три больших букета цветов, постояли и двинулись к набережной. Шли двумя шеренгами, взявшись под руки, Морозов подшучивал над Симоновой, шедшей впереди. На перекрестке ребята перебежали в аллею, и пошли по ней…

На большой площадке перед лестницей, спускающейся к воде, Морозов обратился к Симоновой:

– Алла! Я был к тебе несправедлив, подшучивал, дразнил – прошу прощения! – он опустился на колено и склонил голову.

Это было так странно, что все замерли, ожидая чего-то совсем необычного.

– Прощаю тебя, Саша! – сказала она тихо. – Встань!

Он бережно взял ее левую руку и поцеловал запястье.

Алла вырвала руку и убежала.

– М-да, – глубокомысленно произнес Лопатин. – Где же ты раньше-то был, Морозов? Совсем бы другая жизнь у нас была…

– Она и сейчас может быть, – ответил Александр, поднимаясь. – Оставайтесь в Новосибирске, да и все! Зачем вам куда-то уезжать?

Лопатин хлопнул в ладоши:

– Хороша прощальная речь! Главное – неожиданное предложение!

Морозов подошел к группе фотографов и быстро договорился о групповом снимке Выпускников. Мужчина лет тридцати в легком белом костюме и шляпе, указал место, где нужно встать и принялся готовить аппаратуру.

У парапета встали мальчишки на небольшую подставку, впереди них фотограф поставил девочек, и начались перестановки – кому с кем стоять… Он ставил то свободнее, то наоборот – плотнее и в результате Морозов оказался рядом с Симоновой.

– Нет, я здесь не хочу! – запротестовала она, страшась посмотреть на Александра. – Я встану в другом месте.

– Хорошо, – ответил фотограф с досадой, так как уже нашел тот удачный момент, когда группа, что называется, была "подобрана под снимок". Симонова пыталась встать где угодно, только не рядом с Морозовым.

Фотограф потерял терпение.

– Слушайте, девушка! В этой композиции ваше место там, где я вас поставил и больше нигде. Или мы снимаем так, или ищите другого фотографа, но учтите, другие… вас поставят именно с этим молодым человеком.

– Это судьба! – хохотнул Лопатин.

– Минутная готовность! – объявил фотограф. – Становимся свободно, расслабленно, чудесный день, вы в кругу друзей, впереди большая жизнь…

Все заулыбались, встали свободно и посмотрели на фотографа, у которого в руках появился блестящий предмет.

– Снято! – сказал он. – Можете получить снимок.

– Ну что, ребята, – сказал Морозов, пряча в карман визифон, – расстаемся – разъедетесь по разным городам и странам, будем редко видеться – на Новый год и майские праздники…

Он обвел глазами погрустневших ребят.

– Одна просьба к вам – прославлять родной город. Заявлять уверенно и с достоинством – я из Новосибирска!

Ребята ему похлопали.

– До свидания, одноклассники!

Все пожали друг другу руки.

– Алла, тебя проводить?

– Не нужно. Я хочу побыть одна.

Из метро он направился в дом, но так, чтобы мать не заметила – через ворота зашел во двор, по узкой лестнице поднялся в мастерскую и прямо спросил деда о семейной реликвии.

– Твоя мать взяла с меня слово, – мрачно ответил дед, снимая фартук и садясь на стул. – Но она говорила резко и совсем меня не слушала. Я ее старше, могла бы проявить такт, вчера наступила на ногу – до сих пор я хромаю… и это все лишь для того, чтобы ты не узнал тайну. Мол, это уведет тебя от выбора профессии… Ерунда!

– Так ты скажешь? – с надеждой спросил внук. – Я никому…

Дед согласно качнул головой.

– Твой пра-пра-прадед служил в Космофлоте. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Саша молчал.

– Он был командиром корабля и как раз застал расформирование космического флота – как бесперспективное: пилотируемые полеты были не нужны, внешней агрессии ждать не приходилось. Александру Николаевичу позволили оставить звездолет в частной собственности. Он и тогда тяжело болел и перед смертью завещал корабль своему сыну, а тот – своему, вот так и появилась семейная реликвия.

– Значит теперь он мой?! – Саша даже привстал от волнения.

– Конечно. Но… – дед поскреб бороду, – ты должен получить документы, а именно это твоя мать не хочет и как здесь быть, я не знаю…

Александр ушел к себе для придумывания плана получения документов. Звездолет, – подумал он ошеломленно. Вот это штука… был у него велосипед и добавился космический корабль. Это же все меняет! Спрошу я отца про корабль и документы…

Но отец был непреклонен – если мать против, то и он тоже…

Александр отступил, но лишь для того, чтобы составить новый план. Он должен был получить корабль, во что бы то ни стало! Мать упрямая, отец от нее не отстает в твердости характера, значит сын, должен быть тверд и упрям вдвойне! Но нужно действовать хитро – в лоб такие крепости не взять – нужен подкоп или длительная осада.